Утром следующего дня, когда паника в Кремле и на Лубянке несколько улеглась, немного пришедший в себя после пережитого ужаса Сталин, сидя у себя на даче в Кунцево, с отвращением глядел на присланную из Берлина "папку Тухачевского". Тиран упрекал себя в чрез-мерном интриганстве, которое едва не стоило ему головы. Действительно, затея с фабрикацией заговора вытеснила из его сознания идею о том, что может возникнуть настоящий заговор, опасный тем, что его готовили люди, под командованием которых находятся десятки тысяч вооруженных солдат и офицеров.
  Утешало то, что было известно, с кого из военных нужно было начать аресты. Это были Корк и Фельман, под командованием которых находились приготовившиеся к выступлению части. Они были схвачены, и после традиционных побоев выдали всех остальных, которых также отправили в пыточные камеры. Избежал такой процедуры лишь Гамарник, который в момент ареста застрелился.
  Подуспокоившийся после пережитого потрясения тиран позволил себе по обыкновению поиздеваться над главным заговорщиком - Тухачевским. Сначала он снял его с поста заместителя наркома и назначил на пост командующего Приволжским военным округом. Это распоряжение заставило маршала изрядно понервничать, ибо с одной стороны создавало впечатление, что Сталин что-то знает о заговоре, а с другой стороны порождало надежду, что может быть все обойдется.
  Эта надежда укрепилась после того, как Сталин откликнулся на просьбу Тухачевского принять его и во время встречи принялся успокаивать, любезно улыбаясь в свои прокуренные усы.
  - Нэ бэспакойтэсь, мы вам давэраем. - утешил он маршала. - Вы знаэте, что сэйчас проходит працесс Пятакова, Радэка и других измэнников, каторые щто-то там гаварят о вас нэхорошээ. Поэтаму вам лучшэ врэмэнно уэхать из Масквы, а кагда кончатся всэ разгаворы, то мы вас вэрнем, да ишо с павышэниэм.
  Тухачевский знал и о процессе и о показаниях подсудимых. Не знал он о зловещей манере сатрапа обласкивать свои будущие жертвы накануне их ареста, о которой упоминалось выше. Это была последняя милость деспота по отношению к обреченным на смерть его подданным перед пытками и казнью. Этой милости удостоился и неудавшийся заговорщик, который успокоился и с удобствами устроился в комфортабельном купе поезда, отправлявшего его к новому месту службы в Куйбышев, чтобы уже там быть арестованным.
  На допросах, лишенного высоких звания и должности Тухачевского, зверски избивали и, кто знает, может быть он тогда вспомнил о многочисленных жертвах своих собственных зверств. Достоверно известно другое: его отчаянные попытки вымолить себе прощение путем составления подробных докладных записок о необходимости усиленной подготовки к войне с Германией. В одной из них бывший маршал даже предсказал близкую к реальности дату нападения нацистов на советский союз - май 1941 г. и число их дивизий для наступления - 200.
  Это ему не помогло и вместе с остальными своими сподвижниками, к которым присоединили Примакова и Путну, он без был расстрелян, предварительно написав показания, что является агентом иностранных держав и участником "военно-фашистского заговора и троцкистской организации". Никакого суда не проводилось. "Пришлось всех сначала расстрелять, а только потом оформлять трибуналом". - вспоминает Шпигельгласс.
  Для организации такого судилища в отсутствие обвиняемых Сталину пришлось как следует запугать все остававшеся на свободе командование Красной армии. Процесс запугивания происходил на заседании Военного совета при наркоме обороны, на который были вызваны 120 высших командиров и комиссаров. Сначала заседание проводилось 1 июня в здании Реввоенсовета на улице Фрунзе. Каждого участника при входе тщательно обыскивали и отбирали оружие. А потом всем вручали папки с копиями показаний Тухачевского и остальных заговорщиков. Многим из получивших такую папку становилось плохо: их внесли в список заговорщиков и прямо в зале арестовывали. На всех остальных это производило сильнейшее впечатление.
  2 июня зловещее действо продолжилось уже в Свердловском зале Кремля при участии членов Политбюро. Главным выступавшим на нем был Сталин, который, выйдя на трибуну, вспомнил о пережитом им кошмаре во время попытки переворота и, полностью потеряв самообладание, свое выступление заполнил в основном площадной бранью в адрес Тухачевского и его коллег. О полученной от Гейдриха папке сатрап не упоминал, ибо в этом не было никакого смысла.
  Отборная ругань, запугивающе действие которой усиливал грузинский акцент озлобившегося и перетрусившего владыки, произвела должное действие на потерявших бравый вид высших командиров, и они покорно согласились выбрать из своих рядов членов трибунала. В его состав вошли Дыбенко, Блюхер, Белов и Алкснис. Они и подписали 11 июня решение о казни Тухачевского и остальных заговорщиков в надежде, что им удастся избежать их участи. И напрасно: все они впоследствии также были в разное время расстреляны. Верховный изувер хорошо уяснил, что от военных лучше избавляться до того, как те успеют испугаться настолько, чтобы организовать новый путч.
  Но ему пришлось вскоре вновь несколько понервничать, ибо была предпринята предпоследняя попытка отстарения сатрапа от власти.