Не могу отделаться от грибоедовской строчки, вынесенной в заглавие статьи. Она всплыла в памяти после посещения зала Московского Купеческого общества (МКО), куда я устремилась, чтобы в день закрытия выставки народного художника России Куликова В.Я. полюбоваться работами недавно ушедшего Мастера (1916-2005). Намерение своё я осуществила, но мои личные вкусы и оценки не считаю возможным предлагать публике — я не искусствовед. Скажу только, что искренне порадовалась услышанной информации о покупке нескольких произведений Вадима Яковлевича состоятельными людьми и музеями из зарубежья.
  Возвращаюсь к "другой" комнате. В ней обращают на себя внимание поздравления по случаю 10-летнего юбилея с момента возрождения Московского Купеческого Общества и материалы из просветительского органа культурно-деловой мысли МКО — газеты "И вновь…УТРО Россiи". В частности, из ноябрьского номера за только что ушедший год узнаю, что за точку отсчета российское купечество берёт Указы Екатерины 11, изданные в 1785 году. Согласно им были предоставлены права торговым людям и общественным объединениям. К ним вернулись памятью и исследованиями в перестроечный период, возродив, в частности, Московское купеческое общество в 1995 году. В этой связи в номере помещено приглашение на юбилейную конференцию — тема: "От семейного дела — к процветанию в начале 20-го века, от событий 1917 г. — к появлению "Нового бизнеса в России…".
  Некоторое время назад в районной библиотеке мне попалась на глаза книга Н.М. Щапова "Я верил в Россию…". Привлекло её название, а, прочитав семейную историю и воспоминания Николая Михайловича, я познакомилась с одним из древнейших купеческих родов. Обнаружила я историю этого рода и на четвёртой полосе упомянутой газеты "УТРО Россiи", а просмотрев несколько последних номеров за прошедший год, поняла, что эта полоса отдана рубрике Наша гордость, которая знакомит читателей с известными купеческими династиями: Щукины, Коноваловы, Толоконниковы.
  Я и мои предки не имеют никакого отношения к этому сословию, и образ купца сформировался у меня, выросшей при советской власти, в основном по литературным источникам. В этой связи на память приходит А.С.Пушкин. Такой эпизод из его практики издателя и редактора журнала "Современник". В третьем томе журнала, вышедшем в 1836 году, он познакомил в собственном переводе общественность с нашумевшей книгой "Тридцать лет среди индейцев". Рассказ Джона Теннера, который девятилетним мальчиком был похищен из семьи белого пастора североамериканскими индейцами и, усыновленный ими, провел среди них 30 лет, был записан. Эти "Записки", отмечает в опубликованной там же пространной рецензии Пушкин, "драгоценны во всех отношениях. Они самый полный, и вероятно последний документ бытия народа, коего не останется и следов" и бросает упрёк писателям романтического направления: "Шатобриан и Купер оба представили нам индейцев с их поэтической стороны и закрасили истину красками своего воображения".
  Воспоминания потомков купеческих родов создают иной образ, способствуя разрушении. того шаблона, который мог сложится в сознании читателей произведений о русском купечестве.

  Законотворческая деятельность Екатерины 11

  В связи упомянутыми Указами Екатерины 11 было бы уместно коснуться её законотворческой деятельности, используя материалы выставки "Блестящий век Екатерины 11", приуроченной к 275-летию со дня рождения российской императрицы (1729-1796). Она была организована Российским государственным архивом древних актов (РГАДА), где "давно и успешно ведётся работа по изучению истории России второй половины ХУ111 в." и проходила в его выставочных залах в 2004 г. Большую роль в изучении творческого наследия Екатерининской эпохи в последние годы играет Дашковское общество, созданное по инициативе Московского гуманитарного института им. Е.Р. Дашковой.
  Само название выставки уже содержит оценку царствования Екатерины 11. В своё время её высказал известный историк Н.М. Карамзин, которую устроители выставки сочли "самой точной характеристикой её правления": "Блестящий век, покрывший Россию бессмертной славой её властительницы, время героев и героических дел, эпоха широкого небывалого размаха русских сил, изумившего и напугавшего вселенную".
  Вступила на престол Екатерина 11 (1762-1796), руководствуясь по её собственному заявлению желанием: "Слава страны — моя слава. Я была бы счастлива, если бы мои дела этому способствовали".
  Читая, наблюдая, беседуя с государственными деятелями, Екатерина понимала, что доставшаяся ей власть носит следы эпохи временщиков и случайных правителей. Власть из источника закона стала превращаться в его замену, т.е. самовластие, а частые смены на престоле, "которых за 17 лет после смерти Петра Великого случилось пять и в большинстве не по какому-либо закону или естественному порядку, а по обстоятельствам мало понятным народу". Придворные интриги заменили политику, великосветские скандалы составляли новости дня. Умственные интересы гасли в жажде милостей и увеселений. Великосветское общество презирало всё русское, науками пренебрегало. Екатерине нельзя было пользоваться властью по сложившейся схеме.
  Приступая к законотворческой работе, императрица внимательно исследовала предшествующий государственный документ "Соборное Уложение 1649 г." — кодекс феодального права, законодательно оформивший монархические основы русской государственности и крепостничества, в котором 25 глав, разделенных на 967 статей. Его текст записан в столбец на бумажной ленте длиной в 309 м., на оборотной стороне этой ленты подписи участников Земского собора 1648-1649 г. По распоряжению Екатерины 11 он был помещен в серебряный позолоченный ковчег, специально изготовленный, в связи с подготовкой Комиссией нового Уложения. Отдавая справедливую дань существовавшему кодексу законов, Екатерина 11 отмечает в 457 статье своего труда: "Слог Уложения блаженной памяти Царя Алексея Михайловича по большей части ясен, прост и краток" и далее, в статье 458 обращает внимание депутатов: "Законы делаются для всех людей. Все люди по оным поступают, — следовательно, надобно, чтобы все люди оные и разуметь могли".
  Для обсуждения подготовленного ею Наказа был издан манифест о созыве депутатов со всей империи. Екатерина сообщает о том, как это происходило: "Дабы лучше опознать каждой округи состояние, съехались оные к Москве в 1767 году, где, быв в Коломенском дворце, назначила разных персон, вельми разномыслящих, дабы выслушать заготовленный Наказ Комиссии Уложения. Тут при каждой статье родились прения. Я дала им волю чернить и вымарывать всё, что хотели".
  В заседаниях Комиссии депутаты встречались с представителями высших правительственных учреждений и полтора года сидели плечо к плечу, присматриваясь друг к другу, обменивались мыслями, напряженно обсуждая важнейшие вопросы общенародного блага и государственного благоустройства. Под влиянием непривычной работы над вопросами морали, политики и общежития законодательный и литературный язык запестрел отвлеченной терминологией академического красноречия: "добронравие" или "благонравие", "человеколюбие", "человечество", "попечение о благе общем", "отечество", "граждане" или "сограждане". Особенно любимыми стали слова "общество" и "род человеческий".
  Так идея солидарности, отмечает известный историк Ключевский, постепенно охватила общественные слои, между которыми прежде не чувствовалось единения.
  Работа по новому кодексу законов не привела к появлению нового Уложения, остался действовать старый порядок, но опыт работы Комиссии 1767 г. обогатил и депутатов, и монархиню.
  Депутаты разнесли по всей России аксиомы, усвоенные из "Наказа", и впечатления из этой совместной работы. Оставалось дать подходящее дело гражданскому чувству, столь живо возбуждённому, и политическому сознанию, столь заботливо подготовленному.
  Советские историки, обращаясь к работе Комиссии Уложения, склонны считать, что в 1768 г. Екатерина воспользовалась в качестве предлога начавшейся войной с Турцией, чтобы распустить комиссию. Но, тем не менее, среди семи известных в истории России Уложенных Комиссий — собрание всероссийских сословных представителей, созванных Екатериной 11 в 1767-1769 г. — и они считали крупнейшим.
  Это пробуждение умов по призыву власти — едва ли не самый важный, по оценке Ключевского, момент в росте впечатления, какое оставило после себя царствование Екатерины.
  Что касается Екатерины, то, приступая к работе над "Наказом", она считала, что такая своеобразная страна как Россия, "невозделанная и неискаженная историей, нуждается не в пересмотре, а в коренной перестройке законодательства на новых началах, что все в ней надо переделать заново". После работы с депутатами она увидела "с кем дело имеем": у России есть своё прошлое, по крайней мере, свои исторические привычки и предрассудки, с которыми надобно считаться. Екатерина не первая смотрела на Россию, как на белый лист бумаги, и не последняя, прибавим мы (имея в виду современных российских либералов).
  Служилое дворянство при Екатерине 11 пережило "золотой век", венцом которого стала составленная самой императрицей "Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства" (так называемая Жалованная грамота), изданная в апреле 1785 г.
  Наличие больших запасов собственного сырья (льна, пеньки, кожи, шерсти, зерна) и даровой рабочей силы толкали помещиков на устройство вотчинных мануфактур. Но, несмотря на абсолютный рост дворянских — суконных, полотняных, кожевенных, суконных, винокуренных предприятий — к концу столетия возрастает и количество купеческих и крестьянских мануфактур. Развитие внутреннего рынка проявляется в росте ярмарок и торжков, которых в конце 70-х годов ХУ111 в. насчитывалось свыше 1600.
  По данным роста внутреннего оборота, который обозначился выпуском монеты: если в предшествовавшие 62 года было выпущено монет на 97 млн. руб., то за 34 года царствования Екатерины — на 148 млн. руб.- можно судить об экономическом подъеме России. Возрос объем и внешней торговли: на Балтике — увеличение ввоза и вывоза с 9 млн. до 44 млн. руб.; Черноморская, появившаяся при Екатерине в 1776 г., — начала с 390 тыс. дошла в 1796 г. до 1900 тыс. руб.
  Растущее значение купечества в экономической и политической жизни страны сказывалось в настойчивых требованиях депутатов от городов не только закрепить старые права купечества, но и расширить их, создать условия для роста промышленности и торговли, защитить купцов от конкуренции торгующих дворян и крестьян. Более того, купечества домогалось права владеть крепостными.
  Расширение объемов и масштабов торговли побудило правительство пойти на серьёзные меры в экономической политике. В середине ХУ111 в. взималось 17 внутренних таможенных сборов, что существенно препятствовало развитию внутреннего рынка. На протяжении трёх десятилетий её правления издавались различные указы и манифесты, отменяющие таможенные пошлины и способствующие свободе промышленности и торговли.
  Сегодня, обращаясь к Указам Екатерины 11, предоставлявшим права торговым людям и общественным объединениям, мы видим перед собой панораму экономической жизни России с 220-летней высоты, и проецирую на неё шаги по возрождению московского купечества, можем оценивать современную поступь предпринимаемых реформ.

  Тамара Белова, экономист, журналист